О
том, что начальник юридического отдела, а ныне – исполняющий обязанности
заместителя городского головы – Андрей Щербина отслужил в зоне АТО, не
знал никто, кроме супруги и сына. В неведении находились даже родители.
Почему Андрей Николаевич скрывал это, в каких условиях доводилось жить в
зоне боевых действий, и почему вместе с сослуживцами не захотел взять к
себе раба, начальник юротдела горсовета рассказал нашему журналисту.
Звания
у Андрея Николаевича нет – он по-скромному называет себя обычным
солдатом, но, надо сказать, это нисколько не умаляет его поступка. На
момент отправки в зону АТО Андрею Щербине было 38 лет. В 2015 году
проходил службу в Херсонской области, после приказа Генштаба – о
переведении всех мобилизованных в воинские боевые части – перешел на
службу в пос.Теплое (недалеко от городка Счастье Луганской области,
уточняет начальник юротдела и добавляет: «не очень-то и счастливого
Счастья»). В зоне АТО он пребывал с января по апрель 2016.
Рассказывает
Андрей Николаевич о том, как воевалось, без пафоса, параллельно отвечая
на бесчисленные телефонные звонки и подписывая бумаги.
Что вы чувствовали, когда вам вручали повестку? В какой обстановке это проходило?
Повестку
я получил на рабочем месте, в малом зале горсовета. Никакого страха не
было. Только четкое понимание: у меня есть долг перед государством, и
его надо исполнять. Сидеть дома перед телевизором – не вариант. Из 13
человек, которых направляли в Теплое, до службы добралось только 5. Куда
делись остальные 8 – непонятно. Очевидно, им по душе сидение перед
телевизором.
Потом,
позже, уже по прибытию в воинскую часть, появился страх, но со временем и
это прошло. Вернее, не прошло. Страх упорядочился, перешел в другую
плоскость. Попросту говоря, стал скорее привычным, нежели чем-то из ряда
вон выходящим.
Как отреагировали родные, близкие, друзья, когда узнали, что вас переводят в зону боевых действий?
То, что ухожу по сути на войну я огласке не предавал. Знали только супруга с сыном и пара близких друзей.
А родители?
Родители
не знали, что я в Луганской области аж до того момента, когда я сошел с
поезда «Харьков – Херсон». До последнего думали, что я служу в
пос.Черноморском Одесской области.
И какова была их реакция?
Слезы.
Супруга с сыном поняли и приняли ваше решение?
Однозначно. Мы – семья, патриотически настроенная (улыбается).
Вы помните свой первый бой?
Первое
столкновение с диверсионной группой, которая пыталась зайти в тыл,
случилось у нас в феврале 2016 года. А вообще нам запрещалось стрелять,
за исключением провокаций дивергруппы (когда противник ставил растяжки,
пытался взять пленных и т.д.). Но вот что я хочу сказать: мы воюем не с
ДНР/ЛНР, мы воюем с разными воинскими частями России.
Приходилось ли вам убивать людей?
Сложно сказать. У нас говорили: «Если тебе не снится – твой враг живой».
Ты
стреляешь по противнику и не разбираешь – жив он или мертв. Раненых,
если такие были, сразу забирали. Поэтому ответить однозначно невозможно.
Попадали ли люди из вашей части в плен?
Да. И
наши попадали, и мы брали в плен. В основном, и те, и другие попадались
из-за глупости, безалаберности, пьянства. Помню, как из-за последнего
погибло пятеро. Вся разведка спала, заснули двое на посту. Ну и трех
человек вырезали шомполами от автомата. А все из-за чьей-то глупости.
В каких условиях вы жили? Как вообще проходили ваши будни?
Наша
часть дислоцировалась в разрушенной трехкомнатной квартире бывшего
жилого двухэтажного дома. Не было окон-дверей, никаких условий по сути.
Старались сами как-то все приводить в более или менее божеский вид,
утеплять хоть как-то.
Основная задача наша была – стоять на посту, у каждого был свой боевой пост, на котором надо было находиться сутки через сутки.
В то
время, когда находились не на посту – отдыхали, стирались, чистились,
ходили в магазин. В поселке был один магазин, и что примечательно – туда
ходили и мы, и наши противники, и сами сельчане.
Как обстояли дела с питанием?
В
принципе, питались мы почти одной тушенкой. На ее основе были макароны,
картошка и т.д. Один раз, помню, делали шашлык – купили мяса у кого-то
из жителей Теплого.
А как местные к вам относились?
По-разному.
Были и приветливые, расположенные к нам люди, были и откровенные
«сепары». Вообще, люди там настроены «50 на 50» – половина за
республику, половина за Украину.
Мы же, по возможности, помогали местным – помню, выкорчевывали пеньки возле школы.
В
контексте этого расскажу один курьезный случай. Если помните, российская
пропаганда одно время вещала о том, что украинцы воюют за «двух рабов».
Так вот, к нам в часть некоторое время приходил дедушка из местных и
очень просил забрать его к себе. В качестве раба, само собой. Обещал
делать все-все, лишь бы взяли. Но мы, ясное дело, отказали ему, а он
очень расстроился из-за этого (смеется).
Не довелось вам сталкиваться с предательством?
Нет.
Однозначно нет. Часть наша была очень сплоченной, на войне было все
понятно – кто свой, а кто чужой. И вот наверно именно поэтому мне сейчас
трудно привыкнуть к тому, что здесь, не в зоне боевых действий, все
иначе – люди улыбаются тебе в лицо, но за спиной могут творить
черте-что.
Не возникало ли у вас мыслей о побеге?
Никогда. Да и куда тут бежать? Сразу либо к «сепарам», либо на мины.
Переосмыслили ли вы само понятие смерти?
Конечно.
Раньше, как и большинство, думаю, боялся ее. Но когда ехал в зону АТО,
настроил себя на то, что смерть – это всего лишь переход из одного
состояния в другое. Еще Цой пел: «Смерть стоит того, чтобы жить, а
любовь стоит того, чтобы ждать». Не хотелось только умирать в муках, как
это происходило со многими. Но Бог миловал.
С какими ощущениями возвращались домой?
Честно –
на «автомате», как робот. Помню, уже по дороге домой снайпер «снял»
троих… Сейчас потихоньку вхожу в ритм, все-таки эти несколько месяцев
оставили свой отпечаток.
Позже ощущал уже обиду, обиду за то, что люди не до конца понимают, за что ребята наши воюют, а ребята-то воюют за них…
Там –
абсолютно другая жизнь, которая может оборваться в любую секунду. И было
бы действительно очень хорошо, если бы мы все это понимали. Понимали и
помогали солдатам. Речь даже не идет о материальной помощи. Скорее, о
психологической, духовной. Нам, помню, помогали очень детские рисунки,
которыми у нас завешана была вся наша часть. Эти рисунки в самом деле
служили нам оберегом.
Заканчивает
нашу беседу Андрей Николаевич весьма оптимистичным утверждением: «Добро
всегда побеждает зло», улыбается и ставит последнюю на сегодня визу на
документе.
беседу вела Наталья Гончарова