До смерти он вызывал восхищение довольно узкого и маргинального круга людей, но стоило ему умереть – и на тебе ресайклинг образа! Все делают вид, что понимают, о ком говорят, прогнозируют ситуацию в сфере, о которой ровно ничего не знают, а уродливое лицо сабжа соседствует с лицами народных депутатов в унылой печати нашей убогой Родины. Что ж, это само по себе комично, однако уместно. Мальчики и девочки, живущие в уюте маминых ковров, рассуждают о брутальном благородстве настоящего воровского барона, не тронутого гнилью чиновничьих и ментовских структур.
Запах 90‑х, да? Блатная романтика, жиган-лимон, мурка прорывается в нормативную речь, проститутки на каждом перекрестке караулят иностранцев, подростки курят за гаражами, на гараже надпись «Цой – жив». Круг замкнулся. Вам страшно? Мне – да.
Я вижу множество знаков распада. Темные времена возвращаются, как говорил кто-то, уж не помню кто, из персонажей «Властелина Колец». А может, «Гарри Поттера». Не важно. Важно то, что это не сказка, и мы снова вынуждены жить в странном, искривленном мире, где из всех законов работают только физические, да и то не все. Сила действия, например, больше не равна силе противодействия. Потому что ты можешь всего лишь нарисовать карикатуру на Януковича – и получить срок. Или еще проще – просто идти по улице, переходить дорогу на зеленый свет и быть сбитым насмерть Кайеном пьяного депутатского сына. И он, конечно, останется совершенно безнаказанным.
Крах рационального мира, который все мы медленно выстраивали последние годы, очевиден. Налоги больше прибыли, попы отвечают за мораль и образование, исчезли понятия и общего, и частного – ничего больше не принадлежит тебе, а стране – и подавно. На Крещатике с лотков продают лук и мойву. Под ЦВК – сельхозбазар. Курение – преступление, воровство – благородное занятие. Вор в законе – почти звезда, и я вполне серьезно ожидаю цитат и рассказов приближенных о его внутреннем благородстве. Завтрашний день необязателен, жизнь в такой стране унизительна. Попытки эмигрировать унизительны в еще большей степени, и если вы спросите меня, что же делать, я попрошу вас спросить об этом кого угодно еще.
Катерина Мала, политолог